В гостях у GR NEWS Денис Журавский — GR-директор по России в международной агрокорпорации Syngenta. Юрист, политолог, профессиональный лоббист.
С 2010 года возглавляет Ассоциацию индустриальных парков России, член Стратегического совета по новым инвестициям Минпромторга России, Член Экспертного совета АСИ.
Начнем с более общих вопросов: Вы не стесняетесь употреблять слово «лоббист» при описании своей деятельности, хотя данный термин уже давно оброс сетью негативных коннотаций – почему не откажетесь от его употребления, не отпугивает ли «лоббизм» стейкхолдеров?
Лоббизм – это устоявшийся во всем мире термин, который подразумевает законное продвижение отраслевых или корпоративных интересов в органах власти. В международном деловом обороте этот термин используется наряду с синонимом «advocacy». Наличие такого вида деятельности в демократических государствах абсолютно логично с точки зрения классической теории государства и права, так как решения должны приниматься в интересах и с учетом мнения населения, бизнеса и местных сообществ. Соответственно, стесняться нечего: обеспечивая цивилизованную форму диалога власти и общества, лоббисты помогают не только бизнесу, но и правительственным структурам. Во многих странах, например в США и Канаде, лоббистская деятельность регулируется отдельным законодательством. Но в большинстве стран, в том числе в России, специального термина не установлено, лоббизм является частью гражданского общества и регулируется общими нормами законодательства, регламентами работы госорганов и некоммерческих объединений.
Касательно второй части вашего вопроса. Начиная диалог со стейкхолдерами, я никогда не скрываю намерение влиять на принятие решений, стараюсь обеспечить максимальную прозрачность и четко обозначить — чьи интересы я выражаю. Никакой «подковерщины», только профессиональные аргументы и обоснования. Добросовестных стейкхолдеров такой подход отпугнуть не может. Выражение мнения предпринимательского сообщества через бизнес-объединения, общественные советы, экспертные обсуждения, официальную переписку, публичные консультации, СМИ и другие форматы – все это приветствуется государством и называется цивилизованный лоббизм.
Продолжая тему: есть ли, в Вашем понимании, существенная разница между лоббизмом и government relations? Возможно, в подходе и используемых инструментах?
10 лет работы в международном бизнесе научили меня не переоценивать значение терминов. Культурные различия, другие языки, подходы – мы часто по-разному называем одни и те же вещи. Я уже привык, что на визитке может быть написано Head of GR, в трудовом контракте – директор по государственно-частному партнерству, а в англоязычной версии public–private partnership lead. Главное — суть, профессиональная работа и ее результативность. Если хочешь убедиться, что тебя правильно поняли, не полагайся на термины, а объясни детально, что ты имеешь в виду.
Говоря об актуальном положении вещей в GR-индустрии, какие тренды сегодня находятся на первом плане?
Возможно, вы заподозрите меня в чрезмерном оптимизме, но я убежден: очевидный тренд десятилетия – это повышение прозрачности государственного аппарата и всей деятельности, связанной с получением разрешений, согласований и государственных услуг. Естественно, я говорю не о политической сфере (корпоративные GR-щики вообще стараются в политику не вмешиваться), а исключительно о регулировании отраслей экономики, бизнеса и предпринимательства.
Со сцены GR постепенно уходят недобросовестные игроки — так называемые «решалы», посредники и прочие любители «плавать в мутной воде». Решение вопросов в госорганах все меньше и меньше завязано на знакомства и связи, а все больше зависит от профессионализма заявителя и от адекватного понимания механизмов работы аппарата. Это очень хорошая тенденция для той части GR-сообщества, к которой я отношу и себя. Мы за решение вопросов не через «связи», а через профессиональное использование официальных механизмов.
Еще один важный тренд – это повышение прозрачности и автоматизация гос услуг – прямой результат быстрой цифровизации госуправления, бизнеса и всего общества. Субъективность в принятии решений уступает место автоматическим процессам и алгоритмам. Динамика этого явления явно будет нарастать. Яркий пример: еще буквально 10 лет назад за нарушение скорости или правил парковки штрафовал инспектор, а появление и размер штрафа полностью зависели от его решения. Теперь роль инспектора практически полностью исключена из процесса. Мы имеем дело с безапелляционной техникой и big-data, а высшей инстанцией на крайний случай является суд. Человеческий фактор сведен к минимуму. Аналогичные процессы происходят и в сфере GR. Это не может не радовать, ведь теперь для получения «бумажки» больше не требуется «договариваться», с рутинной работой сможет справится секретарь, а GR-щикам остается по-настоящему творческая работа по формированию «правил игры». Наша работа становится более привилегированной – это тренд.
Существует большое количество НПА, регулирующих процесс взаимодействия корпоративного сектора с государственными институтами – нужен ли отдельный закон, устанавливающий рамки непосредственно для GR-активности?
Закон о лоббизме — это многолетняя противоречивая дискуссия. Полагаю, что имею заслуженное право на мнение по этому вопросу, ведь я, можно сказать, вырос на законотворческой работе: свои первые семь лет карьеры посвятил именно парламентской службе, будучи сотрудником Аппарата Совета Федерации. Так вот, из стен Парламента я вышел противником специальных законов, хотя во время моей работы там, в «нулевых», была мода посвящать отдельные федеральные законы каким-то видам деятельности. Право – это всегда матрица норм и правил. Нет смысла писать отдельный закон о лоббизме, ведь он будет напоминать декларацию, состоящую из отсылочных норм. А сутевые вещи все равно решаются и будут решаться нормами гражданского, трудового, уголовного права, законодательством об общественных объединениях, государственной службе и тд. Вот взять, например, конфликт интересов. Его не обойти при описании лоббистской деятельности, но эта дефиниция регулируется и международным правом, и законодательством РФ о противодействии коррупции, о государственной службе, о НКО и многими другими нормативными актами. GR – это повседневная деятельность, регулирование которой должно быть вплетено в ткань законодательства без выделения в отдельный закон.
Вы пишете в одной из своих статей: «правильный GR – это триада: сильный месседж, релевантный стейкхолдер, соблюдение правил, принятых в госаппарате» (полная статья), что такое «сильный месседж» и как его подготовить?
Спасибо за профессиональный вопрос. Погружаемся в содержательные вещи. Сильным будет тот месседж, который соответствует повестке государства и обоснован не интересами компании, а объективными расчетами или хотя бы прогностическими данными, доказывающими положительный эффект для экономики страны, региона или отрасли. Детальное знание правительственной повестки в своей индустрии, понимание текущих задач и KPI профильных министерств – критически важные навыки специалиста по работе с госорганами. Никакие связи и знакомства не помогут, если вы не помаете реальный контекст принятия решений. Здесь важен поиск баланса корпоративных и общих интересов. Влияние GR-специалиста ожидается не только в правительственных структурах, но и в самом бизнесе (или в отрасли), так как лоббизм — это всегда «улица с двусторонним движением», диалог. Как бы парадоксально это ни звучало, но профессионализм GR-специалиста проявляется не столько в способности изменить решения внешних стейкхолдеров, сколько в воздействии на бизнес-решения самой компании. GR – это своего рода компенсаторная модель: государство и бизнес (налогоплательщики) взаимно зависят друг от друга. Сильный месседж компании или отрасли – это всегда вклад в повестку государства и адекватный запрос. Как в истории про сообщающиеся сосуды — одно без другого не срабатывает. И это история не про выгоды. Это история про общее развитие – общее для страны, отрасли, региона…
В той же статье Вы подчеркиваете необходимость сохранения политического нейтралитета. Тем не менее, некоторые финансово-промышленные группы спонсируют политические кампании с прицелом на долгосрочную «крышу», формируя лояльную группу «political actors» — почему GR-специалисты должны остерегаться участия в подобном формате?
Я бы не стал переоценивать роль политических факторов в бизнесе. Наверно, есть исключительные случаи олигархических структур, где по сути происходит сращивание властных ресурсов и крупного капитала, но там GR в классическом понимании в принципе лишен смысла, и начинается удел политтехнологов – а это уже немного другая профессия. Я по-прежнему думаю, что политическая нейтральность способствует здоровому бизнесу.
Тогда оставим олигархические структуры. Поговорим о малом и среднем бизнесе: каковы его возможности по продвижению корпоративных интересов в государственных органах, работает ли механизм НКО в современных реалиях?
Для малого и среднего бизнеса диалог с регуляторами обеспечивается по следующим каналам: отраслевые и региональные ассоциации как выразители консолидированной позиции бизнеса, институты развития, созданные специально для содействия предпринимателям и, наконец, прямое взаимодействие с госорганами через официальные процедуры, в том числе цифровые сервисы. Как я уже отмечал, роль третьего канала повышается по мере повышения прозрачности и автоматизации государственных услуг. Поверьте, адекватные предложения по изменению проекта постановления, грамотно и своевременно внесенные через процедуры regulation.ru, имеют намного больше шансов на прохождение, чем неадекватное предложение, оставленное в приемной «знакомого замминистра».
Что касается НКО, то, на мой взгляд, бизнес-объединения и различные некоммерческие организации остаются важнейшим каналом работы с государственными органами. Их сила в отсутствии очевидной ангажированности с отдельными компаниями (все же они выражают интересы сообщества и претендуют на объективность), масштабируемости решений на целые индустрии и наличии отраслевой экспертизы – разного рода статистика и аналитика, которую государство может использовать для обоснования решений и построения прогнозов по их внедрению. Разумеется, все это работает при условии адекватности самой НКО. При их выборе нужно быть внимательным. Есть две крайности, которые полностью обесценивают ресурс любого объединения. Первое – это излишняя лояльность – в погоне за доступом к властным коридорам такие организации пренебрегают интересами своих членов и становятся совершенно бесполезными для них. Вторая крайность – это, напротив, радикальная оппозиционность, которая приводит НКО к статусу «Non grata» и соответственно тоже полностью лишает аппаратного веса. Чтобы избавить компанию от рисков во взаимоотношениях с государственными органами, эта работа должна находиться в профессиональных руках.
Перейдем к вопросам более частного характера. С 2011 года Вы представляете интересы Syngenta (крупный игрок сельскохозяйственного рынка семян и средств защиты растений) в госорганах России и стран ЕЭАС. Какова отраслевая специфика АПК, какие тренды её определяют?
Главный тренд нашей индустрии, который пока только набирает обороты в России, это устойчивое развитие в сельском хозяйстве. Сингента сможет привнести в Россию много новых технологий, которые позволяют сделать агробизнес более надежным и предсказуемым и одновременно способствуют минимизации воздействия на окружающую среду. Бизнес компании не ограничен производством семян и средств защиты растений, он заключается в поиске готовых решений, от которых зависит производительность хозяйств, питательные и другие полезные качества их конечной продукции, ее безопасность и доступность для людей. Применительно к российскому рынку к таким решениям относится, например, обеспечение стабильного урожая в условиях неблагоприятных погодных условий, реализация потенциала растений при снижении воздействия на окружающую среду. Для России особенно актуальны разработки, которые препятствуют истощению почвы при сохранении продуктивности выращивания, снижают выбросы парниковых газов в сельскохозяйственном производстве, минимизируют остатки химических средств в растениях и продукции их переработки.
Устойчивое развитие – это подход, который заставляет более широко смотреть на задачи, поэтому наряду с агротехнологическими решениями в портфеле компании появляются финансовые или цифровые продукты. В прошлом году Сингента инвестировала в приобретение компании Cropio — оператора цифровых платформ управления агропроизводством. – и поставляет российским фермерам услуги дистанционного контроля сельхоз угодий, включая оперативный мониторинг состояния посевных площадей с помощью спутниковых снимков, планирование и документирование сельскохозяйственных операций, а также отслеживание работы техники на полях.
В чем специфика GR в ТНК, насколько сложно координировать GR-активность с headquarters?
Наличие штаб-квартиры – это огромный ресурс. Во-первых, ты живешь в мировом измерении, расширяешь кругозор и опираешься на опыт коллег из других стран. Глобальный статус позволяет при необходимости задействовать решения из любых уголков планеты, участвовать в международных организациях, ассоциациях и союзах. Мы, например, активно привлекаем наш Пекинский офис для того, чтобы помогать российским сельхозтоваропроизводителям выходить на китайский рынок, находить торговых партнеров для экспорта сельхозпродукции. Мы очень часто предлагали российским властям опыт законодательного регулирования вопросов регистрации семян или карантина растений из других стран. Но и конечно же наша повседневная практика – это обмен опытом, знаниями и решениями в области агротехнологий непосредственно. С этой целью мы используем образовательные поездки для российских экспертов, ученых и агрономов в лаборатории, сортоиспытательные участки и производственные предприятия Сингенты в других странах, расположенных в схожих или, напротив, отличных от нас климатических зонах, изучаем передовые практики.
В целом бизнес глобальных компаний очень сложный и многогранный, но, на мой взгляд, преимущества перевешивают трудности.
Денис, если бы Вам нужно было дать только один совет для российского джиарщика – то какой это был бы совет?
Не стоит противопоставлять государство и бизнес. Для эффективного решения бизнес-задач мы должны научиться выступать на одной стороне, а все тактические противоречия рассматривать как препятствия на пути к достижению общих целей – это повышение благосостояния и рост экономики.
