Аннотация: В статье рассматривается процесс модернизации России в постсоветский период от политических и экономических преобразований рубежа 1980-1990-х гг. до формирования современного инновационного проекта. При этом основное внимание уделяется «реформаторской» роли российских элит. Анализируются также сопутствующие факторы, влияющие на эффективность и последовательность трансформаций. Ставится вопрос о причинах «инновационной инертности» российской элиты в начале XXI века.
В политической науке, до сих пор находящейся под сильным влиянием либеральной идеологии, принято считать, что любые инновации и трансформации определяются «демократическими» тенденциями, движением граждан «снизу», подталкивающих элиты к проведению модернизации, как экономической, так и политической. Однако политическая практика не подтверждает таких теоретических выкладок. Напротив (особенно это касается периода конца ХХ – начала XXI вв.) народные массы выступают в качестве «ведомых», а инициатива в преобразованиях принадлежит элитам, обладающим тонким чувством политической конъюнктуры, политической меры и политического креатива, необходимого для преодоления старого порядка.
«Модернизационный» потенциал элиты стал определяющим после того, как в конце прошлого столетия манипулятивные стратегии «обработки» общественного мнения и массовые коммуникации достигли такого уровня, что позволили элитным группам «дистанционно», а иногда и «иллюзорно», формировать политическое пространство и продвигать в массовом сознании свои проекты, в том числе, проекты реформаторские. Такого рода тенденция находится в явном противоречии с декларируемыми «демократическими» приоритетами большинства стран современного мира, поэтому обычно она либо «замалчивается», либо преподносится в информационном пространстве как «созидающая воля всего народа».
По большому счету, с точки зрения продвижения модернизационного проекта такого рода «антидемократические» инициативы элиты являются вполне обоснованными и даже резонными. Во-первых, «тернистый» путь реформаций не терпит колебаний и популистских решений, а именно так происходит, когда преобразования происходят спонтанно при зашкаливающей активности населения. Это, например, особенно видно на примере т.н. «арабской весны», где охлократия ввергла Египет, Тунис, Ливию в «перманентную турбулентность». Элита же, даже ошибаясь, но действуя «по плану», чаще всего способна последовательно проводить в жизнь реформы и доводить их до логичного завершения. Во-вторых, позиция элиты, пусть и бывает периодически «эгоистической», а иногда и «коррупционной», однако, инициативы истеблишмента в любом случае гораздо более профессиональны, чем желания «толпы». В-третьих, лишь элита способна вовремя почувствовать необходимость изменений, в то время как народные массы зачастую живут «по инерции» и гораздо более «консервативны» в своих предпочтениях.
В этом плане начавшаяся на рубеже 1980-1990-х гг. в СССР, а затем продолженная в России модернизация во многом была «элитарным замыслом», под реализацию которого впоследствии истеблишментом были «подтянуты» в качестве «группы поддержки» широкие слои населения.
Надо подчеркнуть, что модернизация России (СССР), во многом была вынужденной, поскольку к этому времени страна исчерпала ресурс актуальности своей политической системы и стояла на пороге неконтролируемого «обвала». При этом, несмотря на то, что в советской экономике и социальной системе имелись серьезные издержки (дефицит товаров народного потребления, «нефтяная игла», неэффективность планового хозяйства, отсутствие стимулов к интенсификации трудовой деятельности и пр.), эти сферы обладали определенной устойчивостью и могли «стагнировать» и «деградировать» еще долго. Однако политические, идеологические и управленческие основы государства стали настолько «архаичными», что угрожали утратой легитимности властной элите, которая в итоге и выступила главным инициатором реформирования сначала Советского Союза, а потом и Российской Федерации.
Однако помимо достижения «реформаторского консенсуса» внутри управленческой элиты для успешного проведения кардинальных преобразований требуется присутствие еще двух факторов – наличия сильного и авторитетного лидера, готового взять на себя ответственность за непростые модернизационные решения, а также сильных групп поддержки внутри общества, осознающих ситуацию по принципу «так жить нельзя».
Тем не менее, инициатива модернизационного выбора всегда остается за элитами. Так именно реформаторская часть партаппарата, бюрократии, «силовиков» и «крепких хозяйственников» стала основной движущей силой реформ рубежа 1980-1990-х гг. Однако проведение рыночных и «демократических» преобразований не было обусловлено «либеральным прозрением» вчерашних дисциплинированных членов КПСС, как это зачастую подается в политологической литературе и мемуаристике последних лет. И курс «нового мышления» М.С.Горбачева, и радикальные реформы Б.Н.Ельцина явились вполне рационально мотивированным решением правящей элиты, которая, рассмотрев иные модернизационные альтернативы («имперскую», «третий путь», «китайский вариант» и пр.), пришла к выводу о «меньшем из зол». Тем более, что «либерально-демократический» и «рыночный» путь сулил ей относительную «свободу рук» и «монетизацию» имеющихся властных полномочий. Остальные варианты содержали гораздо большие риски и проблемы. Так неоимперский проект был чреват гражданской войной по югославскому образцу, «третий путь» был нереален вследствие слабости в политической культуре России ценностей «компромисса» и «диалога», китайский «реформаторский авторитаризм» представлялся сомнительным, поскольку для его утверждения потребовались бы массовые репрессии, к которым общественное мнение того времени было явно не готово.
В целом элитам в 1990-е годы удалось достичь выполнения своего «базового» замысла. Старая коммунистическая система была сломана, рыночные реформы, пусть и не без проблем, проведены, Россия оказалась вписана в мировое сообщество. Тем не менее, и данный реформаторский путь модернизации был отмечен существенными издержками. Во-первых, откровенно антисоциальный и «элитарный» характер вызвал активное протестное движение граждан и привел власть к утрате своей легитимности. А это было чревато непредсказуемым «охлократическим» вариантом развития событий. Во-вторых, «открывшись», Россия подверглась жесткому давлению со стороны мировых конкурентов, которые не столько стремились помочь ей встать на «демократические рельсы», сколько вели на ее территории «экспансию без правил», рассматривая РФ, преимущественно, как «добычу» по итогам победы в «Холодной войне». В то же время, получив контроль над основными политическими и экономическими ресурсами страны, элита практически обречена была стать «патриотической». Истеблишменту требовалась надежная защита своего влияния и ресурсного потенциала от внутренних и внешних противников. В-третьих, проведенные реформы не привели к выходу страны на более высокие рубежи своего развития, а, напротив, скорее, способствовали ее деградации даже в тех сферах, которые в советский период считались вполне конкурентоспособными.
Все это предопределило новую линию в постсоветской политике российской элиты. Именно ее усилиями на пост президента РФ продвигается В.В.Путин, а власть берет курс на «стабилизацию» политической и социально-экономической ситуации в стране.
Новый курс руководства страны не являлся «контрреформаторским». Он не предполагал отказа от прежней реформаторской линии, а был ориентирован на ее оптимизацию и совершенствование в соответствии с приоритетами XXI века, с одной стороны, и интересами обеспечения устойчивости российского государства, с другой.
Тем не менее, курс стабилизации потребовал от элиты определенной жесткости в отношении «несистемных» сил. Так была выстроена жесткая вертикаль власти, которая предполагала жесткое соподчинение звеньев государственного аппарата, проведена политика «десуверенизации» российских регионов (в диапазоне от «контртеррористической операции» до приведения местных законодательных актов в соответствии с Конституцией РФ), подавлено сопротивление «квазивластных» сообществ («региональные бароны», «олигархи», «криминалитет», «четвертая власть»), выступавших в 1990-е гг. в качестве альтернативных центров влияния. Одновременно вокруг Владимира Путина произошла кристаллизация «системных» элитных групп, которые, несмотря на несовпадение политических и бизнес-интересов, объединились в деле реконструкции России на основе гибкого концепта «суверенной демократии». Все это привело к постепенному выходу страны из кризиса, росту благосостояния населения, возрождению отечественной государственности.
