Начало нового года мы встречаем турбулетностью в мировой экономике в целом, и в российской в частности. Ни один эксперт сейчас не готов с точностью предсказать, каким для мировой экономики окажется наступивший год. В этих условиях большая неопределенность наблюдается и в GR отрасли. Эксперты осторожны в прогнозах и оценках. Начать первый год нового десятилетия мы решили с разговора о текущем состоянии и перспективах GR-консалтинга в глобальном и национальном масштабе с управляющим партнером компании «Кесарев Консалтинг» Евгением Рошковым.
Д. Вечернин: Привет, Евгений! Встречаемся в период большой неопределенности как в российской, так и в мировой экономики. В этих условиях многие компании сокращают расходы на привлечение профессиональных консультантов, в том числе в сфере отношений с органами власти. Как себя чувствует «Кесарев» в этих условиях? Какие есть проблемы и как вы их решаете?
Е. Рошков: На самом деле, достаточно неплохо себя чувствуем. Дело в том, что связи с госорганами достаточно контрцикличная услуга. Когда в экономике всё турбулентно и плохо, в такие периоды растёт спрос на профессиональный совет, связанный с господдержкой, с государственным регулированием. Когда, наоборот, в экономике всё хорошо, спрос тоже растет так как есть ресурсы на развитие и инвестиции. Поэтому, если честно, за последние несколько кризисов мы не замечали кардинального падения спроса. Понятно, что есть разные компании, которые сокращают бюджеты, и целый ряд наших клиентов либо сократил, либо полностью прекратил сотрудничество. Другое дело, что появились новые клиенты, а другие компании расширили сотрудничество и дали кризисную работу, поэтому эти процессы друг друга себя балансируют.
Мы в прошлом году испытали на себе, наоборот, увеличение спроса и в итоге достаточно много работали по всему, что связано с государственной поддержкой и по целому ряду смежных вопросов. Также мы расширили команду. Для Кесарев в индустрии GR команда – это самое главное, поэтому мы не только не сокращали никого, а наоборот расширились и усилили только Московский офис целым рядом бывших сотрудников ФОИВов и бизнес-ассоциаций.
Д. Вечернин: Павел Толстых в новой книге «GR: полное руководство по разработке государственно-управленческих решений, теории и практике лоббирования» рассуждая об экономическом состоянии рынка услуг в области профессионального лоббирования в России, пишет о том, что с 2014 года этот рынок вошел в состояние стагнации. Ты согласен с этим? Почему?
Е. Рошков: Да, я согласен с этим. Мы на себе стагнацию испытываем в меньшей степени, но в принципе, если смотреть по сторонам, направо-налево, вперед-назад, то Павел абсолютно прав. Я также в своих публичных ремарках на отраслевых мероприятиях выражал эту мысль. В основном стагнация связана с падением интереса иностранного бизнеса к инвестициям в российскую экономику, и с падением оптимизма российского, отечественного инвестора к увеличению инвестиций. Мы полагаем, что пройдет еще как минимум один электоральный политический цикл, прежде чем настроения изменятся. А когда изменятся настроения – возможно, рынок GR снова начнет расти, пока же действительно все последние 6-7 лет, я бы согласился, что это стагнация.
Д. Вечернин: Многие коллеги по цеху обращают внимание на низкую капитализацию рынка профессиональных услуг в области связей с госорганами в России по сравнению с другими странами. Что, на твой взгляд, сдерживает развитие рынка в нашей стране? Что нужно сделать, чтобы исправить ситуацию?
Е. Рошков: Низкая капитализация, скорее всего, и останется, вряд ли можно кардинально что-то исправить. Дело в том, что весь мир с точки зрения рынка GR делится на две неравномерные половинки: первая – это страны с развитой парламентской системой, как правило, это англосаксонские парламентские демократии, такие как США, Великобритания и в немного меньшей степени Евросоюз как достаточно сложная комплексная юрисдикция с достаточно весомым парламентом. И вторая половина – это все остальные. Объёмы рынка GR при парламентской модели управления на порядок выше. Я сомневаюсь, что мы, Россия как государство, перейдем в обозримой перспективе к развитому или руководящему парламентаризму. Мы не англосаксонская демократия, поэтому вряд ли с этой точки зрения что-то кардинально изменится. Тот рынок GR, который завязан в большей степени на исполнительную власть, который в значительной степени ограничен «авторитарностью» сложившегося политического строя, изначально будет достаточно узок.
Для того, чтобы ситуация несколько исправилась, должно пройти несколько электоральных политических циклов. Я думаю, когда сменится наш правящий класс, это подстегнёт в значительной степени рынок. Если мы в течение среднесрочной перспективы, с точки зрения нашего политического строя станем более демократичными и более транспарентными, а роль Государственной Думы и Совета Федерации вырастет, они станут более независимыми ветвями власти, то это автоматически подстегнёт рынок к развитию и росту. Если этого же не будет, то всё будет развиваться, как сейчас: развитие есть, но объём рынка будет отражать свои специфические ограничения.
Д. Вечернин: Говоря о развитии отрасли в целом и рынка услуг в области профессионального лоббирования в частности, как, на твой взгляд, изменился рынок GR услуг в мире и России в последние годы? Если ли какие-то общие тенденции? В чем отличия? Как ты оцениваешь емкость рынка и состояние конкуренции в этой сфере?
Е. Рошков: Сам по себе рынок GR в мире достаточно молодой. Если сравнивать его с юридическим рынком, либо пиар-рынком, либо рынком политического консалтинга, то это самый молодой рынок из всех. Если мы возьмем всю планету и исключим США как самый большой и самый старый рынок, то рынок GR-услуг зародился только 20-30 лет назад. В данном случае Россия практически в одинаковых условиях с большинством стран Европы. Мы примерно в одинаковой ситуации с нашими ближайшими соседями, за которыми можно наблюдать. У нас и GR индустрия и GR как профессия развиваются последние 20 лет, в Европе тоже примерно 20-30 лет. Так что рынок везде на самом деле молодой и на стадии своего созревания и становления.
К слову, сегодня нет ни одной глобальной GR-фирмы. Если посмотреть на пиар-рынок, на юридический рынок, будет большое количество примеров больших глобальных сложившихся консалтинговых фирм. На рынке GR такого нет, и уйдет еще какое-то количество времени, прежде чем такого рода фирмы появятся.
Среди тенденций я бы выделил рост регионализации, очень большой заметный рост GR в Юго-Восточной Азии, Латинской Америке, в различных странах Европейского союза. Появляются новые отдельные хабы, такие как Варшава, Стамбул, Сингапур. В них заметно растут и качественно, и количественно самое главное, связи с госорганами как профессиональная каста – и в корпоративном секторе, и как связанный с этим в меньшей степени рынок консалтинга.
При этом, конкуренция в России тоже существует, но я бы не назвал ее очень высокой. Мы конкурируем с 10-20, наверное, похожими фирмами в том или ином виде. Я бы не назвал ни одного тендера либо ситуации, когда клиент выбирал, с кем работать, чтобы мы не сталкивались с конкуренцией.
Д. Вечернин: Какие тренды в развитии профессии ты как практик видишь сейчас и какие препятствия существуют в настоящее время для выхода на новый уровень?
Е. Рошков: Думаю, в этом вопросе тренды стоит объединить с препятствиями. Потому что некоторые тренды одновременно являются препятствиями, а какие-то положительно или нейтрально влияют на развитие профессии.
Но в целом можно говорить о наличии достаточно серьезных препятствий для развития профессии, некую инерционность, что ли, в нашем регионе. Фундаментально развитие нашей профессии сильно зависит от макрофакторов.
Первое – последние годы наша профессия, причем мы это видим, пожалуй, по всему постсоветскому региону, оказалась в конфликте между двумя такими макротрендами. С одной стороны, мы видим усиление роли государства в экономической политике (протекционизм, «идеология» замещения импорта, суверенизация и тд.), что не просто ведет к росту спроса на GR в корпоративном секторе, но и в силу усложняющегося регулирования к росту требований к профессионализации профессии. В целом у корпоративного сектора очень высокие запросы и ожидания от GR по вышеуказанным причинам. Мы это видим и по тендерам, в которых участвуем как консультанты.
Но вместе с этим отсутствие значимого экономического роста, которое мы также наблюдаем в нашем регионе, скорее создает ограничения для профессионализации. Тут схематично может быть три ситуации:
- Самая печальная – это когда сокращение экономики сопровождается ее дальнейшей демодернизацией, упрощением, что если и не ведет к снижению спроса на GR, то упрощает проекты и задачи, которые ставятся перед GR. В такой ситуации они как правило ориентированы на получение различных мер господдержки и/или сохранение имеющихся позиций (неухудшение регуляторных условий деятельности). О развитии регулирования в диалоге с государством (подобный запрос дает сильный толчок развитию нашей профессии) – у компаний элементарно нет ресурса, так как это длинный и трудоемкий, то есть затратный процесс.
- Промежуточная – экономический рост, но экстенсивный, упрощенный, не способствующий выходу на новый качественный уровень. Скажем, существенный рост цен на энергоресурсы дает приток бюджетных средств, может расти потребительский спрос, но структурно, фундаментально экономика не модернизируется, существенного технологического перехода не происходит. Это влияет на требования к GR и ожидания от этой профессии. В такой ситуации серьезного запроса, за исключением «выигравших» отраслей, на прогрессивное развитие регулирования как способ развития индустрий и рынков также нет или он слабый.
- Оптимальная – экономический рост сопровождается серьезной модернизацией и изменением структуры экономики. Это ведет к росту инвестиций, многообразию представленных компаний, появлению новых крупных игроков. Соответственно, у компаний растет потребность в более сложных GR-проектах, что принципиально значимо для нас как консультантов, например. Чем больше таких проектов мы получаем, тем сильнее это мотивирует нашу команду, ну и, собственно, стимулирует профессиональный рост. Стратегически полезнее для профессии, когда компании обращаются к GR от «хорошей жизни», нежели от «плохой».
Одновременно с указанным трендом – рост роли государства – можно говорить о появлении в GR даже неких специализаций. Так, для многих компаний задача состоит в том, чтобы удержаться на рынке, чтобы регулирование не приводило к еще большему ухудшению положения компаний. В результате, мы наблюдаем сужение характера запросов к GR и большим смещением фокуса на антикризисный GR. В этом аспекте – антикризисном – можно говорить о серьезном развитии нашей профессии в последние годы.
Другая специализация, развитие которой мы видим при усилении государства и в зависимости от специфики индустрий для компаний, — это такой своего рода специалист по «государственным закупкам», основная роль которого сводится не к проработке и развитию какого-то оптимального регулирования в диалоге с государством, а к получению неких льгот и мер поддержки от государства. Фокус у носителей этого навыка ориентирован на то, чтобы действовать в рамках установленных правил, регулирования, а не на дискуссию с государством о том, какое регулирование было бы оптимальным с точки зрения развития компаний и в целом рынков.
Еще одно следствие, связанное с экономической ситуацией, характерное для ряда стран постсоветского региона, — это снижение притока иностранных инвестиций. Это ведет к тому, что роль западной GR-культуры как исторических носителей профессии снижается. Если приток иностранных инвестиций падает или увеличивается, это влияет на структуру и развитие профессии. Одно дело, когда серьезный офис иностранной компании представлен в Москве или например Киеве и курирует постсоветский регион, иногда может включать Центральную Восточную Европу и Турцию, руководитель данного направления является выходцем, скажем из Европы, имеет опыт представления интересов компании в Брюсселе, Лондоне и других крупных юрисдикциях со сложным и разнообразным регулированием, и является неким образцом и учителем для свои коллег по индустрии в других компаниях, в особенности в национальных. Данный процесс активно наблюдался в наших юрисдикциях, когда экономический рост был активный. Сейчас уже такого нет.
Также, я бы сказал, что по аналогии с «национализацией элит» наблюдается тренд, который можно назвать «национализация GR». Можно говорить о все большем сокращении присутствия экспатов в этой индустрии и занятии топовых позиций в корпоративном секторе по GR, в том числе у крупнейших иностранных компаний, выходцами из локальных юрисдикций.
И связанная с этим особенность – дальнейшая профессионализация GR-функции у компаний, которые имеют изначально локальное происхождение – российские, украинские или другие постсоветские страны. Это не новый тренд, но опять же с общими тенденциями последних лет он достаточно сильный и активный, связанный со всё большей профессионализацией данной функции среди наших локальных компаний, когда данная функция курируется командой профессиональных специалистов по GR, а не скажем только генеральным директором или «человеком со связями».
К положительно влияющим на профессию я бы отнес общий глобальный тренд, который затрагивает наши экономики, — это активное развитие новых технологий (то что называется цифровая экономика в широком смысле), который привел к появлению крупнейших компаний-единорогов в своих сегментах, о которых мы ничего не слышали еще несколько лет назад. Это большие компании, при этом они сохраняют стартаперское мышление и подход. И одновременно во многих юрисдикциях нет регулирования, в том числе где представлены мы как консультанты. У таких компаний большой спрос на GR и их GR функция в силу «молодости» имеет свои особенности и требования. Это такой новый опыт, и это дает хороший толчок развитию профессии.
Еще один тренд и одновременно препятствие для дальнейшего развития профессии – это общая ситуации в сфере образования. Мы, как фирма, которая консультирует по всему постсоветскому пространству, считаем, что это одна из самых фундаментальных проблем, в последние лет пять, — откровенно говоря, это достаточно слабая система высшего и в целом профессионального образования, в особенности в гуманитарной сфере, в странах СНГ, которая не способствует притоку талантливых молодых людей в профессию. Сейчас по сути в профессию приходит новое поколение, которым условно 23-27 лет. Из-за усиления государства мы видим общий рост спроса на профессию, но текущий уровень образования не дает притока кадров, достаточного для его удовлетворения. Это одно из фундаментальных препятствий.
Закончить наверное стоит еще одним таким барьером как разобщенность носителей данной профессии, я имею в виду вне исполнения текущих профессиональных обязанностей, причем в нескольких срезах сразу – географическом (например, между Россией и странами Центральной Азии) и профессионально индустриальном (причем мы видим слабый диалог не только между профессионалами разных индустрий, но иногда даже внутри индустрий). Попытки создать такие площадки для диалога, обмена опытом не раз предпринимались, но какого-то сильного развития не получали. Да, есть неформальные клубы или тусовки специалистов по работе с госорганами. Но, на мой взгляд, их мало и не хватает для существенного вклада в корпоратизацию и профессионализацию цеха.
Д. Вечернин: Как ты оцениваешь емкость рынка услуг в области профессионального лоббирования и состояние конкуренции в этой сфере в мире и в России?
Е.Рошков: Ёмкость рынка остается небольшой. Опять-таки, если сравнивать с юридическим рынком, то это какие-то считанные доли процентов от юридического рынка. Даже не единицы процента, а доли процента. GR — достаточно ограниченный нишевой рынок, если мы говорим про Россию. В мире это тоже узкая сфера, если мы исключаем США, то даже Великобритания и Брюссель, два самых крупных рынка, тоже достаточно ограниченные. Они большие, но не такие гигантские, как рынки права, пиара или где-то даже политического консалтинга.
Д. Вечернин: Не могу не спросить тебя как юрист юриста о регуляторной политике. С 2019 года в России запущена «регуляторная гильотина». Как ты оцениваешь эффективность данного механизма с точки зрения международного опыта и первых результатов реализации в России?
Е. Рошков: Ответ на этот вопрос лучше свести к некоему подведению итогов – что дала регуляторная гильотина с точки зрения полезности данного механизма для компаний, бизнеса, собственно, для GR, который вовлечен в этот механизм. Идея и механизм в значительной степени оказались востребованы компаниями и в целом дали положительный эффект для бизнеса, но если смотреть результаты, то ситуация не совсем однозначная.
Что можно отнести к положительному, к результативным вещам? Первое – это действительно работающая процедура, живая: были созданы рабочие группы, встречи, обсуждения.
Фактически механизм стал одним из новых дополнительных каналов, где действительно бизнес, индустрии могли экспертно участвовать в диалоге с регуляторами, представлять свою позицию, выражать свои интересы. Это очень значимо для компаний. Это очень положительная, правильная для GR история, это та ситуация классического GR, когда именно качественной проработкой экспертной позиции, аргументации можно поменять ситуацию в равном диалоге, когда стороны могут друг друга слушать.
Что при этом настораживает? Это некая хрупкость данного механизма. Хрупкость связана с тем, что в ряде случаев мы видели очень серьезное сопротивление данной процедуре многих регуляторов, особенно контрольно-надзорных ведомств. И то что механизм сработал, дал эффект – это во многом за счет наличия политической воли и поддержки «сверху». Как только такая поддержка ослабляется или отсутствует, то всегда это может привести к тому, что чаша весов перейдет на сторону контрольно-надзорных органов, и они с легкостью смогут, грубо говоря, заморозить этот или другой механизм и выхолостить его.
Это настораживает, и основная потребность в этом плане у профессионального сообщества в том, чтобы вот эта политическая воля на высоком уровне и поддержка механизма только усиливалась, причем в отношении разных процедур (оценка фактического воздействия, например, очень интересная процедура для бизнеса и при большем внимании могла бы иметь более серьезный и быстрый эффект).
Д. Вечернин: «Кесарев» имеет представительства в странах Восточной Европы, в Турции и странах Центральной Азии. Как ты оцениваешь уровень регуляторного воздействия на бизнес в этих странах по сравнению с Россией? Может ли Российская Федерация использовать успешные практики из этих странах? Если да, то какие?
Е. Рошков: Да, ты прав. Мы как фирма выросли за пределы постсоветского региона, несмотря на то что наш московский офис, наша российская практика – это по-прежнему крупнейшая часть нашего бизнеса. Вторая её половина или, может, уже даже бóльшая часть приходится на офисы в тех странах, которые ты перечислил, которые мы развивали последние 10 лет. Единственно, что я чуть скорректирую – у нас нет представительств, это единая партнёрство с мультиофисной структурой.
С точки зрения передачи опыта, GR работает так, что всегда можно поучиться опыту любой юрисдикции или команды там. Мы видим, что Россия в значительной степени начала копировать опыт Турции, например, в области регулирования цифровой экономики. С другой стороны, страны Центральной Азии либо страны постсоветского пространства ориентируются, смотрят на регуляторный опыт России и могут принимать его в значительной степени во внимание в своей собственной политике. Поэтому это такие взаимоперетекающие, связанные сосуды, и мы как компания, которая находится сразу во многих странах, естественным образом обогащаемся и можем использовать аргументы в похожих ситуациях: где работает, где не работает, и применять это в другой стране; можем вести собственную библиотеку лучших практик, международного опыта, поскольку наши госорганы по-прежнему достаточно заинтересованы в лучших международных практиках, в частности, в бенчмаркинге со странами ОЭСР, например с Турцией или даже не входящий в ОЭСР Китай, ведь эти две страны ведут независимую политику суверенизации, в частности, в рамках цифровой экономики, и их опыт имплементации тех или иных регуляторных решений и ограничений достаточно интересен.
Наша европейская команда (Центральная и Восточная Европа) учит наше направление ЕАЭС сложности регулирования ЕС и его процедур, а в целом нашу команду большей зрелости профессии.
Мы в выгодном положении. Благодаря нашему опыту и базе лучших практик, мы можем понимать, где какой аргумент работает, а какой не работает. Условно говоря, понимая, что в одной из стран, например, в Турции, те или иные аргументы сработали или не сработали, мы можем потом имплементировать и учитывать этот опыт, например, в России.
Можно сказать на примере: в России сейчас идет обсуждение темы виртуальных офисов компаний цифровой экономики. Мы этот вопрос проходили в позапрошлом году в Турции и сейчас находимся в достаточно выгодной ситуации, уже пройдя полный цикл разработки регулирования в одной из стран. Конечно, Россия не совсем копирует опыт Турции, но это движение в одном нaправлении.
Д. Вечернин: Ты работаешь с несколькими отраслями одновременно. В каких сегментах твоя GR работа сейчас проходит наиболее интенсивно и сложно? Почему?
Е. Рошков: У нас сразу несколько вырвавшихся вперед отраслевых или кросс практик. Но по степени интенсивности лично моего вовлечения, наверное стоит отметить практики относящиеся в том или ином виде к сектору технологий (финтех, IT, медиа) и финансов, а также все что вокруг темы антимонопольного регулирования. В силу технической специфики, я отнесу эти направления к более сложным, ну и идут они у нас достаточно интенсивно. Все больше работаем с M&A сделками и сложностями которые наше государство обуславливаем разрешительные процедуры вокруг них, это тоже профессионально интересно.
Д. Вечернин: Как ты повышаешь свою квалификацию и компетенции?
Е. Рошков: За 20 лет карьеры (не верится как быстро время летит) я перечитал, переслушал или переездил практически все что относится к профессии. Из последней все-таки профессиональной литературы, если это тебе интересно рекомендую «Будущее профессий» Саскинда и последние издание моего знакомого Роберта Гуайера «Как успешно лоббировать законодательные собрания штатов». Строго говоря, совсем не релевантно к российской действительности, но сделано на таком высоком уровне, что я всегда черпаю что-то новое.
Так что в последние годы мне скорее важнее развиваться в смежных направлениях и узких отраслевых аспектах. Много слушаю лекций, дискуссий по широкому кругу тем. Благо последний год стал очень богат на них. Путешествую по нашему ареалу, узнаю региональные особенности. Я уже обзавелся иммунитетом от ковида и потому езжу в командировки без опасок, да и Средняя Азия и Турция, например, стали раньше всех в прошлом году открыты для поездок. Постоянно беру экскурсии, послушать и узнать нового.
Я также развиваюсь в направлении профессионального независимого директора. Вошел в несколько советов директоров, помимо корпоративного сектора в частности я бы отметил законопроектный think tank Фонд «Центр содействия законотворчества», основанный в свое время Ассоциацией юридического образования (70 юрфаков российских ВУЗов) и при участии Администрации президента.
Справка
Рошков Евгений Викторович
Родился 11 июня 1980 г.
Закончил Вологодский государственный педагогический университет по специальностям «История» и «Право.
Выпускник программ профессиональной сертификации Public Affairs Institute и Американской Лиги Лоббистов.
С 2004 г. по настоящее время управляющий партнер компании «Кесарев».
Имеет большой опыт GR консультированию и работе с политическими рисками в России, Украине, постсоветском пространстве и регионе ЕМЕА.
Член Общественного совета при Министерстве цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации. Член совета директоров Фонда «Центр содействия законотворчеству».
